Пуаро
Агаты Кристи

Именно он помог ей написать первый детективный роман

   В 1914 году молодая мисс Миллер делала первые шаги на пути превращения в знаменитую писательницу Агату Кристи (1891-1976 гг.). И если бы не необычный опыт, приобретенный в те годы, многие ее произведения были бы, наверное, совсем иными.

Едва ли не главная проблема Агаты Миллер заключалась в том, что она была леди. Значение этого слова, так же как и слова «джентльмен», с трудом поддается объяснению. Впрочем, самим англичанам ничего объяснять и не требовалось. Иностранцы же с изумлением читали на платных туалетах: «Для джентльменов - 2 пенса, для мужчин - 1 пенс. Для леди - два пенса, для женщин - 1 пенс».

Другие ограничения были не менее серьезными. Например, леди не работали. То есть они могли рисовать картины, сочинять вальсы, писать рассказы и даже продавать их (кто же будет возражать против лишних денег?), но основным их занятием должно было быть ведение домашнего хозяйства, разумеется, с помощью прислуги.

Между тем во многих леди, особенно молодых, бурлила энергия. Начинался XX век; умы и души волновали женский и рабочий вопросы, кинематограф, да мало ли что еще.

Итак, леди маялись от вынужденного безделья. Католички мечтали уйти в монастырь, протестантки - ухаживать за больными в лепрозории. Профессия больничной сиделки со времен Крымской войны тоже считалась вполне героической: имя Флоренс Найтингейл, взявшей на себя уход за ранеными, пользовалось огромной популярностью.

Для Агаты тяга к медицине была в некотором роде наследственной. Брат ее матери Клары учился на врача. Клара ему помогала, проявляя больше способностей, чем он сам; ее не отвращали ни кровь, ни раны, ни физические страдания. Но брат был мужчиной, а она женщиной, поэтому свои таланты она могла применить лишь к себе и своим детям. Сидя с маленькой Агатой в приемной зубного врача, она увлеченно изучала «Ланцет» или «Британский медицинский журнал».

В 1913-м и начале 1914 года в Англии расплодились курсы медсестер. Все девушки, занимавшиеся здесь, поголовно учились накладывать бинты, стараясь, чтобы повязка обхватывала ногу красивой восьмеркой - даже в ущерб удобству. Стоило какому-нибудь мужчине получить ушиб или порез, его окружала стайка заботливых дам. В их числе была и Агата, поступившая на подобные курсы. На экзаменах девушки ловко управились с перевязкой, но ни Агата, ни ее подруги не догадались приготовить для «раненого» постель.

Потом была практика - два раза в неделю в местной больнице, где задерганные медсестры с пренебрежением смотрели на энтузиасток. Отличия практики от теории обнаружились быстро. Агате поручили снять повязку с трехлетней девочки, обварившей ногу кипятком. Малышка стонала от боли, Агата страшно мучилась за нее, но под ироническим взглядом медсестры, сжав зубы, довела процедуру до конца.

Еще Агата помогала патронажной сестре. Два раза в неделю они обходили домишки с наглухо закрытыми окнами, из которых воняло чем-то ужасным. Все жалобы обитателей сводились к больным ногам. Сестра объяснила, что это следствие заражения крови, иногда в результате венерических заболеваний. Одна из заболевших, мисс Марпл - пожилая старомодная дама, любительница деревенских сплетен, умерла, и юной леди довелось участвовать в обмывании и обряжании усопшей.

26 июня 1914 года в Сараеве убили австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, но это казалось Агате чем-то далеким и не имеющим отношения к повседневной жизни. Когда прозвучало слово «война», его приняли за обычную газетную шумиху. Однако 4 августа, незадолго до полуночи, английский кабинет министров, не дождавшись от немцев ответа на свои требования, направил в германское посольство телеграмму: «Правительство Его Величества считает, что между обеими странами с 11 часов вечера 4 августа существует состояние войны».

Проводив на фронт своего жениха, летчика Арчибальда Кристи (оба были уверены, что прощаются навсегда), Агата вернулась в курортный городок Торки, где она в то время жила. Мэрию заняли под госпиталь, и за честь работать в нем развернулась ожесточенная борьба. Платных медсестер было восемь, остальные работали добровольно. Брали в основном женщин средних лет, считая, что они больше подходят для ухода за ранеными; девушкам доставались должности уборщиц, а из тех, кто не хотел ухаживать за больными, формировали кухонный персонал. Агата Миллер стала уборщицей - должность не ахти какая, зато уборщицы были как бы резервом на случай нужды в медсестрах.

Вскоре состав сестер стал меняться. Отобранные дамы были настроены утешать раненых героев и поправлять им подушки, а вместо этого им пришлось возиться с суднами, утками, вытирать «последствия» рвоты и вдыхать запах гниющего мяса. Особенно пугали вши, которых раненые во множестве привозили с фронта. Освобождавшиеся места занимали девушки - менее брезгливые и как-никак окончившие курсы.

Агате с напарницей достался ряд из 12 коек. На первой операции от жары, запаха эфира, вида крови и открытой раны она чуть не грохнулась в обморок, но позже лишь отводила глаза, когда хирург делал разрезы. Старшая сестра Бонд безжалостно шпыняла девиц, не знавших, что овальные сосуды предназначены для грязных бинтов, а круглые для чистых, что стерилизованные бинты тоже выглядят грязными, что шипение воды в титане еще не значит, что вода закипела. Пока девушки разбирались, что к чему, Бонд отказалась с ними работать, заявив, что у нее не выдерживают нервы. Ее место заняла старшая сестра Андерсон, строгая, но справедливая.

К врачу Агата с детства привыкла относиться как к другу семьи. Теперь врач превратился в начальника, чьи приказания исполняются немедленно и беспрекословно. К нему надо было бежать с полотенцем, а он, вытерев руки, бросал полотенце на пол. Однажды Агата осмелилась заметить хирургу, что требуемый им ланцет лежит перед ним на подносе, и это вызвало град упреков со стороны остальных сестер: могла бы подать ланцет без разговоров!

Однако молодежь быстро адаптируется, и через три недели ей казалось, что так было всегда. Она научилась разоблачать раненых, нагонявших температуру на градусниках и вписывавших в карточки с рекомендованной диетой портвейн, возила их на другой конец города на рентген и физиотерапию, не позволяя по дороге улизнуть в бар, писала за них письма (за одного сержанта пришлось писать сразу трем его подружкам).

Домой она часто возвращалась ночью, очень расстраивая этим бабушку. И все-таки работа пришлась ей по душе. Позже она писала, что считает профессию медсестры своим настоящим призванием, и если бы не замужество, то после войны всю жизнь проработала бы в больнице.

На Рождество приехал в увольнение Арчи. Они решили, что, раз люди ежедневно гибнут, нет смысла ждать, и немедленно поженились. Когда спустя несколько дней Агата вышла на работу, сослуживцы и раненые уже успели обсудить брак сестры Миллер с офицером и ее превращение в сестру Кристи.

Никто еще не верил, что война продлится долго. Когда вышел приказ лорда Дерби о трехлетнем или четырехлетнем призыве на военную службу, его подняли на смех. Между тем войска окапывались; раненые теперь поступали в основном из траншей. Вшей вычесывать больше не приходилось - полевые госпитали перевели во Францию, но их госпиталь был по-прежнему переполнен. На руках у Агаты появились цыпки от постоянной стирки. Арчи получил британский орден «За безупречную службу» и русский орден Св. Станислава, такой красивый, что Агате хотелось самой его надеть.

Как-то она подхватила грипп с осложнениями и около месяца не ходила на работу. К моменту ее возвращения при госпитале открылась бесплатная аптека; ей предложили перейти туда, и она согласилась, потому что двухсменный режим работы оставлял больше времени для домашних дел.

После напряженного труда медсестры служба в аптеке показалась ей скучноватой, зато коллектив подобрался отменный. Правда, Периодическая система Менделеева и формулы производных смолы оказались Агате не по зубам, однако она усвоила основные факты, сдала экзамен по фармакологии и продолжала учиться, за чашкой кофе овладевая тестами Марша по содержанию мышьяка.

Аптека стала ее вторым домом; она проработала здесь два года. Пациенты валили валом, и Агата не покладая рук упаковывала лекарства, наполняла баночки и пузырьки. Смешивая мази и готовя примочки, она одновременно постигала закулисную сторону фармацевтики. Довольно быстро выяснилось, что состав лекарств зависит не столько от заболевания пациента, сколько от взглядов лечащего врача. Так, один доктор без разбору мазал рыбьим жиром грудных младенцев и 25-летнюю Агату, и все его пациенты пахли одинаково тошнотворно. В 1916 году вошли в моду мази доктора Бипа из висмута и йодоформа на основе жидкого парафина. Отмыть въедавшийся в кожу йодоформ не было никакой возможности, а его неистребимый запах сопровождал Агату повсюду - в аптеке, в трамвае, дома.

Слава богу, к концу войны этот состав утратил популярность и был заменен другим, более безобидным. Зато появилась хлорка, которую Агата не выносила и запах которой в том или ином виде преследовал ее до конца жизни.

Приготовление лекарств оказалось не столько наукой, сколько искусством. Если начинающая помощница фармацевта составляла препараты точно в соответствии с рецептом (написано 28 миллиграммов - значит, и будет 28), то опытные специалисты готовили мази и микстуры на глазок, как хороший повар супы и пироги. Внимательные пациенты с удивлением замечали, что их темно-розовое лекарство в следующий раз оказывалось бледно-розовым, да и привкус имело какой-то другой.

Особенного внимания, естественно, требовала работа с ядами. Однажды, готовя мазь, Агата налила фенол в крышечку от баночки. Ночью она проснулась в холодном поту: ей никак не удавалось вспомнить, куда она потом дела эту крышечку. Перебирая в уме различные варианты, она почти убедила себя, что закрыла крышечкой другую мазь, и теперь рано утром разносчик отнесет эту мазь пациенту! Не в силах больше выносить такой ужас, Агата вскочила, оделась и побежала в госпиталь. Чтобы не пользоваться парадным входом, она поднялась в лабораторию по наружной лестнице и принялась лихорадочно просматривать приготовленные мази. В одной баночке ей почудился запах фенола; она сняла верхний слой мази и, успокоенная, пошла домой досыпать. Что на самом деле произошло с пресловутой крышечкой, так и осталось тайной для потомства.

Внимательно присматриваясь к ядам, Агата осуществила свой давний замысел и написала детективный роман, сюжет которого основан на убийстве путем отравления. Роман назывался «Таинственное преступление в Стайлз», и в нем впервые появляется Пуаро - забавный маленький бельгиец с громким именем Эркюль (Геркулес). Дедуктивным методом великий сыщик устанавливает, что кофе со стрихнином покойница так и не выпила; но тогда каким образом яд попал в ее организм? И вот тут Пуаро торжественно демонстрирует изумленной публике настольную книгу Агаты Кристи - рецептурный справочник госпиталя Красного Креста. Там черным по белому написано, что стрихнин содержался в микстуре, которую убитая принимала регулярно. Чтобы он осел на дно и сработал как яд, надо было лишь добавить в микстуру бромид, что и сделал убийца. Таким образом, раскрытием тайны в этом романе, как и во многих последующих, мы в равной степени обязаны серым клеточкам Эркюля Пуаро и познаниям автора в фармакопее.

Но произведения Агаты Кристи роднит и другая черта, куда более важная. Преступник в них, как правило, убежден в своем превосходстве над окружающими и именно поэтому всегда проигрывает. Избыток самомнения неприличен и опасен, он сродни болезни и может привести человека к гибели. Леди, которой нравилось работать медсестрой, знала это совершенно точно...